Дом Клейборнов — огромная мрачная махина из красного кирпича, на вид совершенно нежилая. Но, когда мы постучали, из-за двери донесся женский голос.
Пикл сказала:
— Мы помощницы, которых вы заказывали.
Миссис Клейборн пригласила нас в гостиную.
На столе красовалось чучело настоящей черепахи с красными лампочками в глазах. Странно. Играла какая-то оперная музыка, а на кресле лежал сборник стихов. Хозяйка позвала цветную служанку и велела ей помочь нам приступить к работе, а сама вернулась к чтению. Вообще весь дом был странный. Я никогда не видела такой старой мебели. Ни одной новой вещи. Я предпочитаю датский модерн.
Пока мы снимали шторы, Пикл спросила служанку:
— Как поживает малютка Виржиния?
Служанка глянула на нее как на сумасшедшую.
Я с самого начала знала, что Пикл выдумала эту историю про Виржинию, так ей и сказала, когда мы ушли.
На следующий день мы вернулись, и Пикл вознамерилась доказать, что девушка живет в доме. Всякий раз, как служанка на минуту оставляла нас одних, Пикл выбегала и открывала все двери подряд в поисках Виржинии. Я говорила ей: прекрати, у нас будут неприятности. Пикл считала, что сумасшедшую должны держать или в подвале, или на третьем этаже. Один раз Пикл притворилась, будто ей нужно в туалет, и спустилась в подвал, но там ничего не оказалось, кроме завалов все той же старой мебели. Все это время миссис Клейборн сидела в гостиной, слушала музыку и читала стихи.
В субботу мы работали последний день, и я хотела только одного — покончить со шторами и убраться оттуда. Мы трудились в одной из спален на втором этаже, когда миссис Клейборн позвала служанку вниз. Не успела я глазом моргнуть, как Пикл взлетела на третий этаж искать Виржинию и принялась дергать все двери подряд, бросив меня стоять с красными бархатными шторами весом в пятьдесят фунтов. Вдруг я услышала, как Пикл завизжала, будто ее режут, и промчалась мимо спальни прямо к входной двери, только ее и видели. Я не знала, что стряслось, но решила, что мне тоже лучше сматывать удочки. Бросив шторы, я припустила по лестнице. Тут гляжу — навстречу мне бежит миссис Клейборн и вопит:
— Виржиния, вернись в свою комнату!
Оглядываюсь — сзади мчится девушка с курчавыми волосами и глазами навыкате. Я оказалась между ней и миссис Клейборн.
— Останови ее, останови ее! — закричала миссис Клейборн.
Выбора у меня не осталось, потому что девушка летела прямо на меня, и когда миссис Клейборн схватила нас обеих, меня зажало так, что не вырваться.
Девушка визжала: «Я тебя ненавижу!» — и пыталась ударить миссис Клейборн, но до нее не дотягивалась, и все тумаки доставались мне.
Когда мы водворили ее обратно в комнату, миссис Клейборн сказала мне: «Следи, чтобы она не поранила себя. Я за врачом», — и заперла меня с ней!
Я пыталась открыть дверь, но не смогла.
Оглядываюсь — чем тут поранишься-то, нечем. В комнате ничего нет. А вот меня она вполне могла поранить, если бы захотела. Мне грозила смерть от руки безумной только по той причине, что Пикл, видите ли, понадобился этот идиотский пылесос.
Виржиния опустилась на пол и принялась бить себя кулаками по голове.
— Эй, лучше перестаньте, — сказала я.
Она подняла на меня взгляд и спрашивает:
— Ты кто?
— Дейзи Фэй Харпер, — отвечаю, — вешаю внизу шторы. А вы, наверно, Виржиния. Как поживаете?
А она глядит на меня и говорит:
— Хочу деревенскую музыку.
— Что? — не поняла я.
— Хочу послушать деревенскую музыку. — И снова замолотила кулаками себе по голове.
Я надеялась, что пена у нее изо рта не пойдет. Что делать, я не знала, потому села и спела ей немного из «Не Бог создал ангелов хонки-тонк», потом немного из «Ков-лига» и «Лживое сердце твое». Я приступила к «Счастливого тебе пути», но тут она разозлилась и сказала, что это ковбойская песня. Может, она и безумна, но не глупа. Я спела ей отрывки и кусочки из всех народных песен из папиного музыкального автомата, что смогла припомнить, и как раз пошла по второму кругу и затянула хит Пэтси Клайн «Я разваливаюсь на части», когда дверь открылась, вошел врач с черным саквояжем и сказал:
— Как поживает наша малютка Виржиния? Мама говорит, ты сегодня немного не в себе.
Представляете? Она меня едва не убила, и это называется «немного не в себе». Не хотелось бы мне быть рядом, когда она станет совсем не в себе.
Когда я спустилась, миссис Клейборн стояла, заломив руки, и без конца повторяла:
— Мне очень жаль, что так вышло. Не понимаю, как она выскочила.
Я-то знала, кто ее выпустил, но помалкивала, иначе, глядишь, и не заплатят. Она умоляла меня простить Виржинию, мол, она нездорова.
Я сказала, что Виржиния, возможно, будет меньше злиться, если ей разрешат слушать кантри, а миссис Клейборн объяснила, что они пытались, но она постоянно разбивает радио и проигрыватели и ранит себя. Тут я вспомнила, как папа подшутил над мамой, когда она пошла в уборную во дворе, и предложила, чтобы папа пришел и приладил в комнате Виржинии колонки у потолка, куда она не достанет. Их можно присоединить к радио или чему-то другому.
Спустился врач, услышал мое предложение и одобрил его, сказал, пусть папа позвонит мистеру Клейборну и договорится, и чтобы он пришел как можно скорее.
Миссис Клейборн достала из сумочки 20 долларов и дала мне. Я сказала, что она должна нам только 12, но она попросила оставить сдачу себе и обняла меня на прощанье. Выхожу, а моя дорогая лучшая подруга Пикл Уоткинс, которая пряталась в кустах, кидается мне навстречу.